595
0,2
2016-08-03
Наоми Эйзенбергер: Почему нам физически больно быть отвергнутыми
Биолог и социальный психолог Наоми Эйзенбергер утверждает, что опыт социальной или душевной боли — вовсе не фантазия на пустом месте, а эволюционный механизм, сформировавшийся в результате необходимости социального объединения — которое в итоге ведет к выживанию.
Если вы внимательно вслушаетесь в то, как люди описывают свой опыт социального отчуждения, вы заметите интересную закономерность: мы используем слова, обозначающие физическую боль, чтобы описать психологически тяжелые события: например, «мое сердце разбито». На самом деле, в английском языке есть несколько способов выражения чувств, связанных с непринятием, не только те, которые обычно относятся к физической боли. Однако применение таких слов для обозначения отчуждения или изолированности типично и для других языков — не только для английского.
Почему мы описываем опыт социального отчуждения словами, связанными с физической болью? Правда ли чувство социальной изоляции сопоставимо с физической болью, или это просто фигура речи?
В лабораторном исследовании мы предположили, что «боль» социальной отверженности (социальная боль) — это не просто лексическое выражение. С помощью серии исследований мы с коллегами показали, что социально болезненные опыты — такие как разлука или изоляция, возбуждают процессы в тех же нервных участках, что и физическая боль. Здесь я привожу данные, на основании которых мы поняли, что процессы при физической и социальной боли частично совпадают, а также исследования, которые напрямую тестируют это наложение. Я покажу несколько, возможно, неожиданных последствий этого совпадения, а также расскажу, что означает эта общая нервная схема для нас и что она говорит о социальной боли.
Действительно ли отвержение причиняет боль? Хотя утверждение о том, что отказ «причиняет боль», может показаться натянутым, с точки зрения эволюции есть некий смысл в том, что страдания при физической и социальной боли частично совпадают.
Как вид млекопитающих, люди рождаются достаточно незрелыми, неспособными обеспечить себя едой и защитой. Поэтому младенцам, чтобы выжить, нужно быть всегда рядом с тем, кто о них заботится. Позднее причастность к социальной группе становится критически важной для выживания; ее участники извлекают выгоду из общей ответственности за добычу еды, борьбу с хищниками и заботу о детях. На основании того, что социальная изоляция так губительна для человека, было выдвинуто предположение, что в течение нашей эволюционной истории система социальной привязанности сформировалась по принципу системы физической боли, заимствуя болевой сигнал как раздражитель при социальной отделенности. Вероятно, социальная связь была столь важна для выживания, что болезненные ощущения, связанные с физическим повреждением, были включены для обеспечения таких же страданий от социального разобщения — чтобы люди стремились избежать изолированности и сохранить близость с другими.
Исследования на людях и животных показали, что при физической и социальной боли происходят похожие процессы. Они проистекают в двух участках мозга: в передней части поясной извилины коры головного мозга и в меньшей мере в передней доле мозга. Обе они задействованы, когда млекопитающие испытывают физическую боль или страдают из-за изолированности.
Что касается физической боли, передняя часть поясной извилины коры головного мозга и передняя доля мозга передают эмоциональный, неприятный, элемент болезненного опыта. Он может быть разделен на два компонента:
сенсорный, который предоставляет информацию о том, где ощущается раздражитель боли,
эмоциональный, который запечатлевает неприятные ощущения от раздражителя — как это ни банально, так оно и есть.
После нейрохирургии, во время которой удаляется элемент передней части поясной извилины, чтобы облегчить трудноизлечимую хроническую боль, пациенты отмечали, что они все еще могут определить место раздражителя, но их больше не беспокоят болезненные ощущения. Похожие симптомы наблюдались при повреждении передней доли. Повреждение соматосенсорной коры — участка, отвечающего за локализацию боли, — мешает пациентам определить, откуда идет боль, но оставляет чувственные страдания.
Нейровизуализация также подтверждает это разделение. Субъекты, которым под гипнозом увеличили болезненность раздражителя без смены сенсорного компонента, показывали возросшую активность в передней части поясной извилины коры головного мозга, а не в первичной соматосенсорной коре, которая отвечает за чувствительный элемент боли.
Интересно, что некоторые из нервных участков, связанных с болью, также способствуют специфическому поведению при разлуке с нужным человеком, что проявляется в выражении страданий. Младенцы многих видов млекопитающих издают специальные страдальческие звуки (например, человеческие дети плачут) при отлучении от заботящегося субъекта. У этих звуков адаптивная цель (для взрослых — это сигнал отыскать младенца), то есть они препятствуют длительной разлуке. Спинное и вентральные подразделения играют важнейшую роль при производстве этих озвученных страданий. Повреждения в этих зонах у обезьян устраняет озвучивание страданий, тогда как электрическая стимуляция у макак приводит к спонтанным болезненным крикам.
На основе данных, обнаруживающих нервные участки, задействованные при физической боли людей и страданиях млекопитающих от разлуки, мы решили исследовать, будут ли эти участки играть роль при социально болезненном опыте человека. В одном таком исследовании каждому участнику говорили, что по интернету он будет присоединен к двум другим людям и вместе они будут играть в игру с передачей мяча. Участник эксперимента при этом был подключен к сканеру МРТ. Через специальные очки он видел виртуальные воплощения двух других игроков с их именами, а также свою руку. Нажатием кнопки участник решал, кому кинуть мяч.
В действительности не было других игроков; участники эксперимента играли с заранее установленной компьютерной программой. В первом раунде они были включены в игру все время, а во втором — социально исключены, так как два других игрока переставали кидать им мяч. В качестве реакции на это отторжение у субъектов наблюдалась сильная активация в передней части поясной извилины коры головного мозга и в передней доле мозга — двух участках, связанных с физической болью. Более того, субъекты, которые сильнее переживали из-за эпизода изоляции («я чувствовал себя отвергнутым», «я чувствовал себя ненужным») также показали более высокую активность в передней части поясной извилины, подтверждая предположение, что непринятие действительно «причиняет боль».
Последующие исследования подтвердили эти начальные данные. Субъекты, которые признались, что в повседневной жизни чаще чувствуют себя ненужными, продемонстрировали более значительную нервную активность в ответ на эпизод социального отторжения. В некоторых случаях простой просмотр картинок-раздражителей приводят в действие нервные участки, связанные с телесной болью. К примеру, просмотр картин Эдварда Хоппера активировал переднюю часть поясной извилины и переднюю долю мозга. Кроме того, социально чувствительные люди при просмотре видео, на котором кто-то делал неодобрительное выражение лица (возможный знак социального отвержения), показывали более высокую активность в передней части поясной извилины.
Наконец, разлука или отторжение — не единственные возбудители нервной активности, связанной с болью. Другие социально болезненные опыты — как, например, тяжелая утрата — также задействуют эти нервные участки. В ответ на просмотр изображений недавно умершей матери или сестры (наравне с фотографиями незнакомых женщин) участники эксперимента продемонстрировали повышенную активность в передней части поясной извилины и передней доле. Более того, женщины, которые потеряли ребенка в результате вынужденного аборта, при просмотре фотографий улыбающихся младенцев продемонстрировали более высокую активность в передней части поясной извилины по сравнению с теми, кто родил здорового ребенка. Итак, различные виды социально болезненных событий — от отвержения до утраты — частично полагаются на те нервные участки, которые играют непосредственную роль при телесной боли.
В пределах пересечения физической и социальной боли можно ожидать интересные результаты — к примеру, что люди, более чувствительные к физической боли, острее ощущают и социальную боль, и наоборот. Это не выдуманная гипотеза, она была проверена в ходе нескольких исследований. Лучшее доказательство тому можно найти в сведениях о пациентах — люди с хронической болезнью гораздо больше, чем здоровые, заботятся об отношениях со своим партнером, а депрессивные люди с высокой социальной чувствительностью более восприимчивы к боли, чем те, кто себя контролирует.
Второй результат пересечения физической и социальной боли — то, что факторы возрастания или убывания одной влияют на другую в той же мере. Таким образом, факторы, которые, как считается, уменьшают социальную боль (как, например, чувство социальной поддержки), также должны уменьшить физическую боль, а те, что уменьшают телесную (к примеру, обезболивающее), также уменьшают социальную.
Мы нашли доказательства обоих этих утверждений. Чтобы выяснить, уменьшает ли социальная поддержка физическую боль, мы попросили женщин оценить неприятность ощущений от горячего раздражителя, приложенного к их предплечью, в то время как они выполняли различные задания. Во время одного из заданий они получали социальную поддержку (а именно — держали за руку возлюбленного), во время других — нет (к примеру, они держали либо руку незнакомца, либо мягкий шарик). Мы обнаружили, что участницы чувствовали боль гораздо слабее, когда держали за руку своих партнеров, чем когда были с незнакомцами. Что еще интереснее, мы обнаружили, что участники чувствовали гораздо меньше боли, когда смотрели на изображения их любимых, чем при просмотре картинок с незнакомцами или предметами. Очевидно, что даже мысль о социальной поддержке может уменьшить как физическую, так и социальную боль.
Когда я рассказываю об этом эксперименте, люди часто спрашивают: «Если это действительно правда, значит, обезболивающие могут уменьшить страдания социальной боли?». Вопрос задается в шутку, ведь это кажется невероятным, но на самом деле, ответ на него — да, могут. Для проверки этой идеи мы исследовали, может ли лекарство тайленол уменьшить чувство социальной боли. В первом таком исследовании участники принимали нормальную дозу тайленола или плацебо в течение трех недель. Их попросили оценить ежедневный уровень болезненных ощущений. Те, кто принимал тайленол, отметили уменьшение болезненных ощущений с 9 дня и до 21, тогда как те, кто принимал плацебо, не заметили никаких изменений. В другом исследовании люди принимали тайленол или плацебо в течение трех недель и затем поиграли в виртуальную игру по передаче мяча (в которой они под конец подвергались социальному исключению). Как показал сканер МРТ, у тех, кто принимал тайленол, в ответ на социальную изоляцию нервная активность была меньше. Эти исследования доказывают, что, как бы это ни было удивительно, обезболивающее тайленол избавляет также от социальных страданий.
Некоторые другие последствия пересечения физической и социальной боли также были исследованы. Один феномен может быть лучше понят в свете этого пересечения — агрессия, вызванная отказом. Годами люди ломали голову над доказательством того, что социально отчужденные субъекты с большей вероятностью действуют агрессивно по отношению к другим. На самом деле это близко к правде — стоит только вспомнить частые новости о стрельбе в школе, которые устраивали ученики, которых впоследствии описывали как аутсайдеров. На самом деле в мысли о том, что отторжение провоцирует агрессию, есть некий смысл; хотя, казалось бы, учитывая важность поддержания социальных связей, почему в ситуации изоляции человек предрасположен к агрессии скорее, чем к просоциальному поведению? Ведь было бы более логично, если бы он пытался восстановить социальные связи?
Тем не менее в свете пересечения физической и социальной боли агрессивная реакция на изоляцию более оправданна. Из исследований хорошо известно, что животные в качестве реакции на болевой раздражитель нападают на тех, кто рядом. Вероятно, это такая адаптивная функция: при угрозе физического повреждения они нападают. Если система социальной боли действительно включает части системы физической, агрессивный ответ на социальное отторжение может быть побочным продуктом реакции на телесную боль — такая неадекватная адаптивная функция в социальном контексте.
Другое возможное последствие этого пересечения — физиологический стресс, который происходит в ответ на социально опасные ситуации. Хорошо известно, что случаи физической угрозы вызывают физиологическую реакцию (например, повышение уровня кортизола) для мобилизации энергии и ресурсов. Однако также было показано, что социально опасные ситуации — как, например, выступление перед строгой или враждебной аудиторией — могут привести к таким же физиологическим реакциям, тоже к повышению уровня кортизола. В то время как кажется логичной мобилизация энергии при физически опасной ситуации, неясно, зачем она нужна организму при возможности негативной оценки или непринятия другими лицами. Тем не менее если угроза социального отвержения интерпретируется мозгом таким же образом, что и угроза физического повреждения, физиологический стресс может запускаться в обеих ситуациях.
Один из выводов описанных открытий: отлучение или расставание может так же подрывать организм, как и физическая боль. Даже если мы относимся к телесной боли серьезнее и считаем ее более обоснованным поводом для беспокойства, боль от социальной утраты может быть столь же тяжелой, что доказывает активация нервной системы.
Можно задаться вопросом, за что людям приходится нести эту тяжелую ношу — социально-физическую боль? Хоть и болезненные, мучение и душевная боль из-за разрушенных социальных отношений выполняют ценную функцию, а именно обеспечивают поддержание тесных социальных связей. Так как отверженность причиняет боль, люди замотивированы избегать ситуаций, в которых возможно отторжение.
В течение эволюционной истории поддержание социальных связей увеличивало шансы человека на жизнь и репродуцирование. Опыт социальной боли, хотя временно болезненный, — это эволюционная адаптация, которая способствует социальному объединению и, следовательно, выживанию.
Если вы внимательно вслушаетесь в то, как люди описывают свой опыт социального отчуждения, вы заметите интересную закономерность: мы используем слова, обозначающие физическую боль, чтобы описать психологически тяжелые события: например, «мое сердце разбито». На самом деле, в английском языке есть несколько способов выражения чувств, связанных с непринятием, не только те, которые обычно относятся к физической боли. Однако применение таких слов для обозначения отчуждения или изолированности типично и для других языков — не только для английского.
Почему мы описываем опыт социального отчуждения словами, связанными с физической болью? Правда ли чувство социальной изоляции сопоставимо с физической болью, или это просто фигура речи?
В лабораторном исследовании мы предположили, что «боль» социальной отверженности (социальная боль) — это не просто лексическое выражение. С помощью серии исследований мы с коллегами показали, что социально болезненные опыты — такие как разлука или изоляция, возбуждают процессы в тех же нервных участках, что и физическая боль. Здесь я привожу данные, на основании которых мы поняли, что процессы при физической и социальной боли частично совпадают, а также исследования, которые напрямую тестируют это наложение. Я покажу несколько, возможно, неожиданных последствий этого совпадения, а также расскажу, что означает эта общая нервная схема для нас и что она говорит о социальной боли.
Действительно ли отвержение причиняет боль? Хотя утверждение о том, что отказ «причиняет боль», может показаться натянутым, с точки зрения эволюции есть некий смысл в том, что страдания при физической и социальной боли частично совпадают.
Как вид млекопитающих, люди рождаются достаточно незрелыми, неспособными обеспечить себя едой и защитой. Поэтому младенцам, чтобы выжить, нужно быть всегда рядом с тем, кто о них заботится. Позднее причастность к социальной группе становится критически важной для выживания; ее участники извлекают выгоду из общей ответственности за добычу еды, борьбу с хищниками и заботу о детях. На основании того, что социальная изоляция так губительна для человека, было выдвинуто предположение, что в течение нашей эволюционной истории система социальной привязанности сформировалась по принципу системы физической боли, заимствуя болевой сигнал как раздражитель при социальной отделенности. Вероятно, социальная связь была столь важна для выживания, что болезненные ощущения, связанные с физическим повреждением, были включены для обеспечения таких же страданий от социального разобщения — чтобы люди стремились избежать изолированности и сохранить близость с другими.
Исследования на людях и животных показали, что при физической и социальной боли происходят похожие процессы. Они проистекают в двух участках мозга: в передней части поясной извилины коры головного мозга и в меньшей мере в передней доле мозга. Обе они задействованы, когда млекопитающие испытывают физическую боль или страдают из-за изолированности.
Что касается физической боли, передняя часть поясной извилины коры головного мозга и передняя доля мозга передают эмоциональный, неприятный, элемент болезненного опыта. Он может быть разделен на два компонента:
сенсорный, который предоставляет информацию о том, где ощущается раздражитель боли,
эмоциональный, который запечатлевает неприятные ощущения от раздражителя — как это ни банально, так оно и есть.
После нейрохирургии, во время которой удаляется элемент передней части поясной извилины, чтобы облегчить трудноизлечимую хроническую боль, пациенты отмечали, что они все еще могут определить место раздражителя, но их больше не беспокоят болезненные ощущения. Похожие симптомы наблюдались при повреждении передней доли. Повреждение соматосенсорной коры — участка, отвечающего за локализацию боли, — мешает пациентам определить, откуда идет боль, но оставляет чувственные страдания.
Нейровизуализация также подтверждает это разделение. Субъекты, которым под гипнозом увеличили болезненность раздражителя без смены сенсорного компонента, показывали возросшую активность в передней части поясной извилины коры головного мозга, а не в первичной соматосенсорной коре, которая отвечает за чувствительный элемент боли.
Интересно, что некоторые из нервных участков, связанных с болью, также способствуют специфическому поведению при разлуке с нужным человеком, что проявляется в выражении страданий. Младенцы многих видов млекопитающих издают специальные страдальческие звуки (например, человеческие дети плачут) при отлучении от заботящегося субъекта. У этих звуков адаптивная цель (для взрослых — это сигнал отыскать младенца), то есть они препятствуют длительной разлуке. Спинное и вентральные подразделения играют важнейшую роль при производстве этих озвученных страданий. Повреждения в этих зонах у обезьян устраняет озвучивание страданий, тогда как электрическая стимуляция у макак приводит к спонтанным болезненным крикам.
На основе данных, обнаруживающих нервные участки, задействованные при физической боли людей и страданиях млекопитающих от разлуки, мы решили исследовать, будут ли эти участки играть роль при социально болезненном опыте человека. В одном таком исследовании каждому участнику говорили, что по интернету он будет присоединен к двум другим людям и вместе они будут играть в игру с передачей мяча. Участник эксперимента при этом был подключен к сканеру МРТ. Через специальные очки он видел виртуальные воплощения двух других игроков с их именами, а также свою руку. Нажатием кнопки участник решал, кому кинуть мяч.
В действительности не было других игроков; участники эксперимента играли с заранее установленной компьютерной программой. В первом раунде они были включены в игру все время, а во втором — социально исключены, так как два других игрока переставали кидать им мяч. В качестве реакции на это отторжение у субъектов наблюдалась сильная активация в передней части поясной извилины коры головного мозга и в передней доле мозга — двух участках, связанных с физической болью. Более того, субъекты, которые сильнее переживали из-за эпизода изоляции («я чувствовал себя отвергнутым», «я чувствовал себя ненужным») также показали более высокую активность в передней части поясной извилины, подтверждая предположение, что непринятие действительно «причиняет боль».
Последующие исследования подтвердили эти начальные данные. Субъекты, которые признались, что в повседневной жизни чаще чувствуют себя ненужными, продемонстрировали более значительную нервную активность в ответ на эпизод социального отторжения. В некоторых случаях простой просмотр картинок-раздражителей приводят в действие нервные участки, связанные с телесной болью. К примеру, просмотр картин Эдварда Хоппера активировал переднюю часть поясной извилины и переднюю долю мозга. Кроме того, социально чувствительные люди при просмотре видео, на котором кто-то делал неодобрительное выражение лица (возможный знак социального отвержения), показывали более высокую активность в передней части поясной извилины.
Наконец, разлука или отторжение — не единственные возбудители нервной активности, связанной с болью. Другие социально болезненные опыты — как, например, тяжелая утрата — также задействуют эти нервные участки. В ответ на просмотр изображений недавно умершей матери или сестры (наравне с фотографиями незнакомых женщин) участники эксперимента продемонстрировали повышенную активность в передней части поясной извилины и передней доле. Более того, женщины, которые потеряли ребенка в результате вынужденного аборта, при просмотре фотографий улыбающихся младенцев продемонстрировали более высокую активность в передней части поясной извилины по сравнению с теми, кто родил здорового ребенка. Итак, различные виды социально болезненных событий — от отвержения до утраты — частично полагаются на те нервные участки, которые играют непосредственную роль при телесной боли.
В пределах пересечения физической и социальной боли можно ожидать интересные результаты — к примеру, что люди, более чувствительные к физической боли, острее ощущают и социальную боль, и наоборот. Это не выдуманная гипотеза, она была проверена в ходе нескольких исследований. Лучшее доказательство тому можно найти в сведениях о пациентах — люди с хронической болезнью гораздо больше, чем здоровые, заботятся об отношениях со своим партнером, а депрессивные люди с высокой социальной чувствительностью более восприимчивы к боли, чем те, кто себя контролирует.
Второй результат пересечения физической и социальной боли — то, что факторы возрастания или убывания одной влияют на другую в той же мере. Таким образом, факторы, которые, как считается, уменьшают социальную боль (как, например, чувство социальной поддержки), также должны уменьшить физическую боль, а те, что уменьшают телесную (к примеру, обезболивающее), также уменьшают социальную.
Мы нашли доказательства обоих этих утверждений. Чтобы выяснить, уменьшает ли социальная поддержка физическую боль, мы попросили женщин оценить неприятность ощущений от горячего раздражителя, приложенного к их предплечью, в то время как они выполняли различные задания. Во время одного из заданий они получали социальную поддержку (а именно — держали за руку возлюбленного), во время других — нет (к примеру, они держали либо руку незнакомца, либо мягкий шарик). Мы обнаружили, что участницы чувствовали боль гораздо слабее, когда держали за руку своих партнеров, чем когда были с незнакомцами. Что еще интереснее, мы обнаружили, что участники чувствовали гораздо меньше боли, когда смотрели на изображения их любимых, чем при просмотре картинок с незнакомцами или предметами. Очевидно, что даже мысль о социальной поддержке может уменьшить как физическую, так и социальную боль.
Когда я рассказываю об этом эксперименте, люди часто спрашивают: «Если это действительно правда, значит, обезболивающие могут уменьшить страдания социальной боли?». Вопрос задается в шутку, ведь это кажется невероятным, но на самом деле, ответ на него — да, могут. Для проверки этой идеи мы исследовали, может ли лекарство тайленол уменьшить чувство социальной боли. В первом таком исследовании участники принимали нормальную дозу тайленола или плацебо в течение трех недель. Их попросили оценить ежедневный уровень болезненных ощущений. Те, кто принимал тайленол, отметили уменьшение болезненных ощущений с 9 дня и до 21, тогда как те, кто принимал плацебо, не заметили никаких изменений. В другом исследовании люди принимали тайленол или плацебо в течение трех недель и затем поиграли в виртуальную игру по передаче мяча (в которой они под конец подвергались социальному исключению). Как показал сканер МРТ, у тех, кто принимал тайленол, в ответ на социальную изоляцию нервная активность была меньше. Эти исследования доказывают, что, как бы это ни было удивительно, обезболивающее тайленол избавляет также от социальных страданий.
Некоторые другие последствия пересечения физической и социальной боли также были исследованы. Один феномен может быть лучше понят в свете этого пересечения — агрессия, вызванная отказом. Годами люди ломали голову над доказательством того, что социально отчужденные субъекты с большей вероятностью действуют агрессивно по отношению к другим. На самом деле это близко к правде — стоит только вспомнить частые новости о стрельбе в школе, которые устраивали ученики, которых впоследствии описывали как аутсайдеров. На самом деле в мысли о том, что отторжение провоцирует агрессию, есть некий смысл; хотя, казалось бы, учитывая важность поддержания социальных связей, почему в ситуации изоляции человек предрасположен к агрессии скорее, чем к просоциальному поведению? Ведь было бы более логично, если бы он пытался восстановить социальные связи?
Тем не менее в свете пересечения физической и социальной боли агрессивная реакция на изоляцию более оправданна. Из исследований хорошо известно, что животные в качестве реакции на болевой раздражитель нападают на тех, кто рядом. Вероятно, это такая адаптивная функция: при угрозе физического повреждения они нападают. Если система социальной боли действительно включает части системы физической, агрессивный ответ на социальное отторжение может быть побочным продуктом реакции на телесную боль — такая неадекватная адаптивная функция в социальном контексте.
Другое возможное последствие этого пересечения — физиологический стресс, который происходит в ответ на социально опасные ситуации. Хорошо известно, что случаи физической угрозы вызывают физиологическую реакцию (например, повышение уровня кортизола) для мобилизации энергии и ресурсов. Однако также было показано, что социально опасные ситуации — как, например, выступление перед строгой или враждебной аудиторией — могут привести к таким же физиологическим реакциям, тоже к повышению уровня кортизола. В то время как кажется логичной мобилизация энергии при физически опасной ситуации, неясно, зачем она нужна организму при возможности негативной оценки или непринятия другими лицами. Тем не менее если угроза социального отвержения интерпретируется мозгом таким же образом, что и угроза физического повреждения, физиологический стресс может запускаться в обеих ситуациях.
Один из выводов описанных открытий: отлучение или расставание может так же подрывать организм, как и физическая боль. Даже если мы относимся к телесной боли серьезнее и считаем ее более обоснованным поводом для беспокойства, боль от социальной утраты может быть столь же тяжелой, что доказывает активация нервной системы.
Можно задаться вопросом, за что людям приходится нести эту тяжелую ношу — социально-физическую боль? Хоть и болезненные, мучение и душевная боль из-за разрушенных социальных отношений выполняют ценную функцию, а именно обеспечивают поддержание тесных социальных связей. Так как отверженность причиняет боль, люди замотивированы избегать ситуаций, в которых возможно отторжение.
В течение эволюционной истории поддержание социальных связей увеличивало шансы человека на жизнь и репродуцирование. Опыт социальной боли, хотя временно болезненный, — это эволюционная адаптация, которая способствует социальному объединению и, следовательно, выживанию.
