313
0,1
2014-05-11
Шахтеры
Но, есть и другая Украина, от которой брезгливо отворачиваются киевско-львовские нац-эстеты, от которой по коже бегут мурашки. Да, это тёмная, не фасадная сторона. Это дети подземелья, каторжники по факту рождения — шахтёры.
Это Донбасс на фотографиях Александра Чекменёва. Страшно и беспросветно…
Я поселился в городе Торез. В старой квартире панельной пятиэтажки не было даже центрального отопления. У многих в комнатах стояли обычные печки из листового железа, которые топились дровами или добытым в шахтах углем. Жестяные трубы этих печей торчали из большинства почерневших от сажи окон многоэтажек. Холодную воду давали словно по расписанию – примерно 2 часа утром и 2 часа вечером, горячей же не было совсем. Я помню, что спать мне приходилось одетым рядом с печью – настолько было холодно в той квартире.
Мои деньги закончились быстро, поэтому каждое утро, проснувшись, я брел несколько километров по заснеженной степи к нелегальной шахте, на которой меня знали и признавали своим. Там можно было позавтракать и пообедать, был ужин и горячий чай в избытке. Я уже не удивлялся своему положению, условиям, в которых мне пришлось прожить длительное время в шахтерском регионе. Меня все устраивало – я ко всему привык. Только одно не переставало удивлять: я не мог понять, осознать, почему те люди, которые обогревают целое государство, не могут обогреть свои жилища.
Было воскресенье. В доме, снаружи похожем на ветхий сарай, кипело веселье – отмечали день рождения хозяйки этой хаты. Шахтерке Любане исполнилось сорок девять лет. Поздней ночью веселье было в самом разгаре, народ пил, танцевал, гулял, как умел. В какой-то момент среди этого праздника парень, спавший на кровати в стороне от всех, молча поднялся, оделся в рабочую одежду и направился к выходу. Обув сапоги у порога, он накинул на плечи фуфайку, взял каску, коногонку и вышел из дому. Меня поразила эта сцена, и я спросил Любаню, куда он направился? «Да в свою шахту за угольком, куда же еще?» – ответила она. «Так ведь ночь на дворе!» – недоумевал я. Изрядно пьяная, уставшая именинница посмотрела на меня с улыбкой и тихо произнесла: «Под землей всегда ночь. В любое время суток».
Было воскресенье. В доме, снаружи похожем на ветхий сарай, кипело веселье – отмечали день рождения хозяйки этой хаты. Шахтерке Любане исполнилось сорок девять лет. Поздней ночью веселье было в самом разгаре, народ пил, танцевал, гулял, как умел. В какой-то момент среди этого праздника парень, спавший на кровати в стороне от всех, молча поднялся, оделся в рабочую одежду и направился к выходу. Обув сапоги у порога, он накинул на плечи фуфайку, взял каску, коногонку и вышел из дому. Меня поразила эта сцена, и я спросил Любаню, куда он направился? «Да в свою шахту за угольком, куда же еще?» – ответила она. «Так ведь ночь на дворе!» – недоумевал я. Изрядно пьяная, уставшая именинница посмотрела на меня с улыбкой и тихо произнесла: «Под землей всегда ночь. В любое время суток».
Александр Чекменёв
Источник
Это Донбасс на фотографиях Александра Чекменёва. Страшно и беспросветно…
Я поселился в городе Торез. В старой квартире панельной пятиэтажки не было даже центрального отопления. У многих в комнатах стояли обычные печки из листового железа, которые топились дровами или добытым в шахтах углем. Жестяные трубы этих печей торчали из большинства почерневших от сажи окон многоэтажек. Холодную воду давали словно по расписанию – примерно 2 часа утром и 2 часа вечером, горячей же не было совсем. Я помню, что спать мне приходилось одетым рядом с печью – настолько было холодно в той квартире.
Мои деньги закончились быстро, поэтому каждое утро, проснувшись, я брел несколько километров по заснеженной степи к нелегальной шахте, на которой меня знали и признавали своим. Там можно было позавтракать и пообедать, был ужин и горячий чай в избытке. Я уже не удивлялся своему положению, условиям, в которых мне пришлось прожить длительное время в шахтерском регионе. Меня все устраивало – я ко всему привык. Только одно не переставало удивлять: я не мог понять, осознать, почему те люди, которые обогревают целое государство, не могут обогреть свои жилища.
Было воскресенье. В доме, снаружи похожем на ветхий сарай, кипело веселье – отмечали день рождения хозяйки этой хаты. Шахтерке Любане исполнилось сорок девять лет. Поздней ночью веселье было в самом разгаре, народ пил, танцевал, гулял, как умел. В какой-то момент среди этого праздника парень, спавший на кровати в стороне от всех, молча поднялся, оделся в рабочую одежду и направился к выходу. Обув сапоги у порога, он накинул на плечи фуфайку, взял каску, коногонку и вышел из дому. Меня поразила эта сцена, и я спросил Любаню, куда он направился? «Да в свою шахту за угольком, куда же еще?» – ответила она. «Так ведь ночь на дворе!» – недоумевал я. Изрядно пьяная, уставшая именинница посмотрела на меня с улыбкой и тихо произнесла: «Под землей всегда ночь. В любое время суток».
Было воскресенье. В доме, снаружи похожем на ветхий сарай, кипело веселье – отмечали день рождения хозяйки этой хаты. Шахтерке Любане исполнилось сорок девять лет. Поздней ночью веселье было в самом разгаре, народ пил, танцевал, гулял, как умел. В какой-то момент среди этого праздника парень, спавший на кровати в стороне от всех, молча поднялся, оделся в рабочую одежду и направился к выходу. Обув сапоги у порога, он накинул на плечи фуфайку, взял каску, коногонку и вышел из дому. Меня поразила эта сцена, и я спросил Любаню, куда он направился? «Да в свою шахту за угольком, куда же еще?» – ответила она. «Так ведь ночь на дворе!» – недоумевал я. Изрядно пьяная, уставшая именинница посмотрела на меня с улыбкой и тихо произнесла: «Под землей всегда ночь. В любое время суток».
Александр Чекменёв
Источник
