Инстинкт, которого у нас нет

Мы откуда-то знаем, что помогать друг другу — хорошо, а убивать друг друга — плохо. У человека есть совершенно уникальное изобретение — мораль. Как она возникла? Есть ли у животных что-то подобное?

Мнений о том, что такое хорошо и что такое плохо, у нас гораздо больше, чем желающих эти мнения знать. И несмотря на это, человек обожает убивать себе подобных. Мировые войны и всевозможные китайские междоусобицы унесли десятки миллионов жизней. В этом с нами могут сравниться только муравьи. В то же время никакие другие животные не помогают друг другу так, как люди. В голодные годы американские волки не посылают русским сородичам куриные ножки, живущие у озер крысы не снабжают водой своих менее удачливых собратьев из пустыни Сахары, а вороны гораздо охотнее заклюют насмерть вора, чем посадят его в клетку и будут кормить следующие пять-десять лет.

Конечно, у многих животных есть правила поведения с себе подобными. Самцы благородных оленей во время драки всегда атакуют противника в самое защищенное место — лоб. Если противник оступился и поворачивается боком, то олень останавливается и ждет, хотя без каких-либо усилий мог бы закончить драку, вонзив рога сопернику прямо в сердце. В территориальных баталиях тигры старательно избегают смертельных приемов и часто даже не выпускают когти.

Если животное вооружено рогами, клыками или копытами и при необходимости может сеять смерть, то внутривидовые конфликты становятся не такими острыми и опасными и превращаются по сути в ритуальные танцы. Противники демонстрируют мощь и ярость, изображают готовность убить, но при этом обратятся в бегство, едва соперник докажет свою свирепость. Победитель не станет преследовать побежденного или добивать лежачего.

Дело не в том, что животные трусливее или жалостливее нас. Дело в том, что ритуальные драки — наиболее эффективный способ разрешения конфликтов, если есть хотя бы ничтожный риск гибели. Почему же мы не живем по этим правилам?

Потому, что по своей природе мы существа слабые. Без знания кунг-фу безоружному человеку убить себе подобного довольно непросто: ни клыков, ни когтей у него нет. То ли дело олени с ветвистыми рогами или тигры с острыми когтями и клыками. И тем и другим убить кого угодно — раз плюнуть. Без сдерживающих инстинктов они давно бы истребили друг друга. У нас же до изобретения оружия не было никаких причин вырабатывать подобный инстинкт.

Но мы такие не одни. Наши ближайшие родственники — шимпанзе — хотя и вооружены получше нашего и в несколько раз нас сильнее, все равно плохо подготовлены к конфликтам, и потому кровопролитие у них довольно частое явление. Убить и съесть собрата для шимпанзе нормальное дело. Самцы сбиваются в отряды и идут войной на соседние стаи, истребляя всех, кого поймают.

В 70-х годах в национальном парке Гомбе (Танзания) большая стая шимпанзе разбилась на две группы поменьше, и между ними сразу завязалась борьба за территорию. Дело довольно быстро дошло до драки. 7 января 1974 года самцы одной группы собрались и убили подростка из другой, который кормился на дереве неподалеку.

После этого началась война, длившаяся четыре года. Все это время самцы более агрессивной группы старательно выискивали соперников — своих недавних друзей и собратьев — и убивали их одного за другим. Оставшихся без охраны самок они избили, изнасиловали и обратили в рабство.

 То, что мы до сих пор не истребили друг друга, на самом деле чудо. Если бы те же шимпанзе изобрели ружья или хотя бы копья, то в лесах Танзании потекли бы реки крови. В конце концов осталась бы одна группа шимпанзе, построенная на праве сильного, истребляющая любого, кто встанет на их пути. Скорее всего, досталось бы и миролюбивым гориллам, и надоедливым попугаям, и даже львам.

Есть все основания полагать, что приблизительно по такому же сценарию эволюционировали и мы сами. С изобретением оружия наши предки получили доселе неведомую возможность — убивать друг друга одним движением, будь то удар дубиной по черепу или меткий бросок копья в грудь. Это резко изменило уклад жизни человека: отныне самыми опасными врагами стали не крокодилы и большие кошки, а другие люди.

Сотни тысяч лет назад наши предки мелкими группами кочевали по саванне, и, вне всякого сомнения, между ними происходили яростные стычки. Отсутствие сдерживающих инстинктов превращало любой вооруженный конфликт в битву не на жизнь, а на смерть.

Однако эта возросшая опасность, необходимость защищаться от врага, который гораздо хитрее и умнее любого льва, сплачивала людей внутри стаи. Чем больше была взаимопомощь, чем меньше ссор — тем больше шансов на выживание, ведь любая склока могла легко перерасти в вооруженную стычку, а потеря даже одного воина серьезно подрывала шансы на выживание всей группы.

С одной стороны, суровая рука эволюции толкала наших предков к альтруизму и укреплению социальных связей, а с другой — заставляла выучить все те уроки разрешения конфликтов, на постижение которых у тигров и оленей ушли миллионы лет. Просто теперь в качестве своеобразного регулятора вместо врожденного инстинкта начинает выступать мораль и нормы поведения.

Примитивная мораль наших предков родилась от союза политики и любви к ближнему. Опасность быть убитым своими сородичами была тем самым библейским плодом познания добра и зла. Благодаря ей появились законы, нравы, сами понятия «хорошо» и «плохо».

Но она же развила в нас и жестокость, которую многие считают отличительной особенностью человека. Миролюбивые племена всегда проигрывали воинственным и кровожадным. Коренное население архипелага Чатем в Новой Зеландии, жившее по закону «не причини зла», было почти полностью истреблено жестокими каннибалами маори, а те, в свою очередь, пострадали от европейцев с их ружьями и работорговлей.

Мораль испокон веков была обоюдоострым мечом, поскольку направлялась внутрь племени и распространялась только на его членов. Остальные были чужаками, животными, с которыми следовало обращаться соответственно их животному статусу, а те, в свою очередь, поступали точно так же. Убей — или будешь убит. И лишь с недавнего времени ситуация начала меняться.

Развитие социальности позволило развиться языку, язык — культуре, а та по прошествии тысячелетий превратилась в самостоятельную силу. Сейчас ни для кого не секрет, что культурный пласт гораздо шире и глубже, чем представления любого конкретного человека или даже чем совокупность представлений всех людей вообще.

Для культуры мы всего лишь носители и передатчики информации и столь же значимы для нее, как отдельные нейроны значимы для мозга в целом.

Культуре свойствен так называемый дух времени — изменчивые мнения-вирусы, которых мы придерживаемся и которые распространяем без рациональных причин. Костюм-тройка подходит для важных встреч ничуть не лучше, чем футболка и шорты. Самый изысканный по нашим меркам джентльмен сошел бы в Древнем Риме за шута или безумца, напрочь лишенного вкуса.

Поскольку культура во многом основана на морали, неудивительно, что и моральные представления уже давно вышли из-под нашего контроля. Мораль входит в дух времени, и именно его развитие определяет, что считается приемлемым сейчас, а что — нет.

Это легко проследить в реальном времени: на протяжении XX века культуры отдельных народов сталкивались, смешивались и сливались, как никогда раньше. Теперь мы видим людей в чернокожих и женщинах, хотя всего несколько сотен лет до этого и те и другие считались почти что вещью.

Мораль, родившаяся из необходимости, с развитием человека стала независима и теперь не только изменяется сама по себе, но и определяет направление нашей эволюции. Никакому животному не пришло бы в голову считаться с представителями других видов — мы же озабочены судьбой китов, тигров и можем посадить человека в тюрьму, если он убьет собаку или — паче того — носорога.

Задумайтесь: ученые со всего мира, включая Стивена Хокинга, требуют признать за всеми без исключения животными наличие сознания и — следовательно — относиться к ним как к себе подобным; в Аргентине суд постановил, что орангутаны обладают правами; многие люди отказываются от меха и мяса, потому что животные чувствуют боль, и т. д.

Мы можем сокрушаться о вооруженных конфликтах, уносящих тысячи жизней, или о радикалах, отрезающих головы всем подряд, но не стоит заблуждаться: любое другое животное на нашем месте давно превратило бы Землю в радиоактивный пепел.

За доказательством не надо далеко ходить. Наши домашние любимцы — кошки — настоящие маньяки-убийцы, и по каждой из них плачет электрический стул.

По самым скромным оценкам, в одних только США домашние кошки, которых кормят и поят дома, убивают 2 млрд птиц и 10 млрд мелких млекопитающих ежегодно. Не от голода, а забавы ради.

Выходит, что больше всего животных мы убиваем не потому, что охотимся или вырубаем леса, а потому, что разводим кровожадные машины для убийства и развозим их по миру — в самые труднодоступные уголки.

Какую же мораль мы можем вынести из всего этого? Во-первых, человечество далеко не так плохо, как принято считать, а с каждым годом оно становится все лучше и лучше. Во-вторых, если хочешь сделать так, чтобы добра в мире стало больше, — начни со своего кота. Пусть его милый облик и огромные глаза тебя не смущают — он кровожадный монстр, и никакой корм и ласка этого не изменят. Держи монстра в ежовых рукавицах и не выпускай наружу.

Остальное сделает дух времени. опубликовано 

Источник: mtrpl.ru/dobrota