Константин "Кот" Бирюков. Спасатель, ставший актером

Анатолий Голубовский

— В медицину пришел в силу семейных традиций или личный выбор?
— Это случайный выбор. Еще шесть лет назад я не имел никакого отношения к медицине. От слова «вообще». Когда заболела мама, я мотался как бешенный по всему городу в поисках хотя бы студента медучилища, чтобы поставить ей капельницу. Я ведь не врач, а спасатель. Веду тренинги по оказанию первой неотложной помощи. У кого-то специальность – «тушить», кто-то — водолаз, а я преподаю. Иногда проще научить человека базовым медицинским знаниям, чем готовить врача-преподавателя. Так что я в первую очередь — преподаватель и только потом — человек, имеющий отношение к медицине. Остальное — самообразование. Множество тренингов и курсов повышения квалификации, стажировки. Никогда раньше не думал, что в 30 лет буду проводить ночи над анатомическими атласами, конспектами, заучивать алгоритмы оказания первой помощи и названия костей. Ну, и плюс работа в составе бригады скорой помощи дала свое.


— И что послужило толчком?
— На самом деле у меня высшее юридическое образование. Работал, правда, по специальности не так много, в основном в студенческие годы. А потом вдруг понял, что «Основы управления интеллектуальной собственностью» и «…согласно статье 1134 Гражданского Кодекса» — это не ко мне. Перепробовал много профессий. Работал охранником, школьным учителем, водителем, каменщиком даже. Был мотокурьером почтовой службы – три зимы «верхом» на скутере. Дорос там до должности директора по логистике. Спонтанно уволился с предпоследнего места работы в никуда. А как-то увидел объявление, что спасательной службе требуются диспетчеры. Моим предыдущим местом работы был как раз отдел по работе с клиентами. Требованиям для соискателей соответствовал. Взяли. Поработал немного диспетчером. Потом помог в организации тренингов по оказанию первой медицинской помощи. Потом еще раз помог. Предложили прочитать сначала одну тему. Потом целый модуль. И вот уже почти пять лет читаю))

</stro

— Программа, которую вы даете, это чьи разработки?
— Мы работаем по стандартам Европейского Совета по Реанимации и Американской Ассоциации Сердца. Это две крупнейшие мировые организации, разрабатывающие современные стандарты оказания доврачебной помощи. То, что читаем мы, слегка адаптировано к Украине, но все равно эффективнее, чем то, что принято у нас. Нас же, по сути, никто никогда не учил, что делать, пока скорая помощь едет. В основном, что делать при наступлении «совсем-совсем-пипец». А вот правильно вызывать скорую, не запихивать в рот человеку ложки-линейки-ножи – нет, этому у нас почти не учат.

— Я писал в конце мая о случае применения полученных на ваших курсах знаний во время приступа на избирательном участке. ( bashny.net/san-anatol/2014/05/29/spasibo-koste-biryukovu-i-kursam-dovrachebki-sluchay-1.html ) Вообще, имеете какой-то feed-back от бывших курсантов?

— Да, очень часто курсанты звонят и пишут, мол «я вот… вчера… короче, там такое было…» Мы как-то прикинули – еще три года назад первый зафиксированный рекорд составлял три недели. В смысле, от момента окончания курса до попадания в ситуацию оказания помощи. Потом 10 дней, 5. И недавно – оказание помощи после ДТП на следующий день после окончания. Боюсь уже, дальше что, прямо на курсе?

— Ваш Центр подготовки имеет возможность развиваться вширь?


— Основная трудность — недостаточное количество людей, умеющих преподавать, работать с аудиторией. Иногда до обидного. Вот общаешься с врачом, он на салфетке тебе распишет весь материал, расскажет все. То, на что в медвузе выделено пол семестра, за 20 минут, доходчиво и понятно. А выходит на аудиторию и «умирает». Язык проглотил, речи лишился. Мне в этом плане нравится европейская практика обучения. Полицейским курс читает полицейский, парикмахерам — парикмахер. Все логично. Профессионал. Тематику знает, сленгом владеет. Мы же не обучаем как «лечить людей», а объясняем, что делать «до прибытия кавалерии» условно. А так — подбираем. Учим преподавать. Но маловато пока.

— Где родился/вырос?
— Родился в Киеве. Большую часть детства провел на Крайнем Севере – родители, похоронив свои карьеры, вывезли в «эвакуацию» от Чернобыля. Заработал там аллергию на холод и неприятие низких температур. С 93 живу в Украине практически безвылазно.

— Почему выбрал юридический?
— Ну, это был не совсем мой выбор. Я хотел поступать в театральный. Но родители сказали, что актер — это не профессия. Дескать, займись, сын, чем-нибудь серьезным! А когда курсу к четвертому стало понятно, что юристов, как собак нерезаных. Да и, вообще, не мое. Ну, доучился. В общем, диплом — не корочка о знаниях, а признак того, что ты умеешь учиться. Понятное дело, в институте не мог не ввязаться в КВН, почти до конца учебы играл в команде «Яблоко», капитаном у нас был теперь уже известный Макс «Ледокол» Бахматов, там же начинали Антон Лирник, Гарик Бирча, Андрей Богданович.

— Ну, а каким ты был в школе?
— Маленьким толстым некрасивым мальчиком, с которым никто особо не хотел дружить. Поэтому лучшими моими друзьями были книги. А классе в 9-м, я начал заниматься айкидо. Там не заставляли отжиматься и приседать, чего я делать не мог физически, с диагнозом «ожиренине II-й степени». А потом начались перемены. В 10-11 классе старые засаленные пиджаки уступили место джинсам и свитерам.

— Все — айкидо?
— Да. Два года на понимание. На осознание собственных сил.

— Как в твоей жизни появился Квадрат?
— Ой. Это был довольно тяжелый период в жизни. Три года назад от меня ушла Любимая Женщина. Внезапно. Я вернулся из длительной командировки, а дома пусто. Потом клиническая депрессия со всеми вытекающими. В смысле, это не фигура речи, это был реальный диагноз. Моя военно-учетная специальность – психолог, так что я в курсе. Понятное дело, к врачу никто не обращался. Много пил. Ездил даже на Троещину «за кровью». Ну, «доковыряться» до местных. Один к трем, все честно — или ты, или тебя. Все равно. А потом в какой-то момент я понял, что больше пить не могу. Хватит. Причем пил я, не чтобы залить горе или там еще что. Спать не мог без этого неделями. Просто не мог представить себе, как можно заснуть, если ее нет рядом.
Позже мне начало настойчиво попадаться объявление о наборе в ЧК. Просто преследовало. Не только в сети, но и какие-то разговоры оставшихся со мной друзей о спектаклях, ощущениях. И я подумал: «А почему нет? Тебе б****, 30 лет! Ты можешь хоть раз в жизни сделать то, что хочешь, а не то, что нужно?!». Пришел на первый тур и чуть с него не сбежал. Стоял в коридоре и думал: «Ну, и что я здесь делаю? Вокруг дети какие-то, 18-20 лет. Я-то куда?!» Собрался уходить, но тут вышел Анатолий Николаевич и позвал «поступающих» в зал. Все-таки пошел.
Петь, танцевать не умел. Мужики не танцуют, это все знают)) Анекдоты, истории — этого хватало. Рассказал. Удивился, услыхав: «До встречи на втором туре». На второй уже не пойти не мог. Пришел после травмы ахиллесового сухожилия, в туалете колол себе обезболивающее. Танец второго тура – это были те еще «pas» «раненной газели». Спасибо Фиме, помог тогда спуститься со сцены. И еще больше ошалел, когда приняли. Наслаждаюсь до сих пор.
Кстати, театр снова свел меня с людьми, с которыми я не виделся многие годы. Мы, как оказалось, задолго до того, как (это лет за 10 до моего поступления) были знакомы и с Фимой Байтлером и с Анной Яновицкой. Потом жизнь развела. Наверное, чтобы опять встретить.

— Твоя деятельность — постоянная работа на публику. Когда читаешь на курсах, у тебя есть все — умение держать аудиторию, темпоритм, изменения. В чем проблема перенести это на те же «Плоты»?
— Знаешь, когда начались занятия, я с удивлением узнал, что последние годы я работаю как раз в жанре структурной импровизации. Получается такой себе шестичасовой моноспектакль. Поэтому эти навыки — да, есть. Но у меня не было другого — умения работать в плотном контакте с партнером здесь и сейчас. На курсах у меня помощники. «Вторые». Моя задача – уступить им место и «прикрывать» на случай чего. А на плотах пристраиваться к партнеру было непривычно. Что брать? Куда бежать? Поэтому сначала плоты получились «лежачие». Потом более-менее разобрался.

— Какие-то музыкальные предпочтения имеются?
— Как у человека, измученного музыкальной школой по классу фортепиано, естественно. Четыре года я честно пытался. Потом родители поняли, что второго Эмиля Гилельса из меня не получится, и отступились. Но разбираться в классической музыке, как бонус за эти годы, я научился. В общем-то, я довольно всеяден. В моем плеере последние 10 лет «живут» Морсы (группа J:Mors белорусы из Витебска) – они моя панацея. А так, в плейлисте и русский рок, и «Eagles », которые могут перемежаться Вагнером и Пашельбелем. Слушаю все, что «на душу легло». Кроме, разве что, совсем «токсичного» и «тяжелого».

— Что, даже Михайлова принимаешь?
— Стаса Михайлова и Ваенгу просто не слушал. А вот Михаил Круг, к примеру, в плейлисте проскакивает. Забытый вкус детства.



— Что дала музыкалка, кроме ощущения внутренней элитарности?
— Умение разбираться в классической музыке. И немного «заработка». Наши автошколы же ничему не учат, только помогают получить заветное удостоверение. Я почти 15 лет назад после получения прав ездил на семейной машине по ночам, тренировался. Ну, а чтоб не просто так кататься и «отбивать» деньги за бензин, брал попутчиков. И вот представь – ты ночью с девушкой голосуешь, а тут подъезжает черный старый Сitroen, широкий и блестящий. И водитель соглашается на твою сумму. Без разговоров. Вы садитесь и едете, а в салоне звучит классическая музыка. А ты – в черном большом автомобиле. Помню, старался брать только парочки – они никогда не просили выключить и всегда давали сверх оговоренной суммы.
В детстве классическая музыка привела меня к хорошим книгам, а из-за них полюбил хорошее кино.

— Например?
— Тут тоже много. Классика американского кинематографа – фильмы с Чарли Чаплином, Бастером Киттоном. «Касабланка» с Хэмфри Богартом. «Ночи Кабирии». Из современного – «Форрест Гамп» и «Мы были солдатами» с Гибсоном. Самый-самый любимый фильм – «Тот самый Мюнгхаузен», я его знаю наизусть.

— К событиям, начавшимся на Майдане год назад, ты относился, скажем так, очень сдержанно.
— Тут я бы уточнил. Отношение к ним у меня было негативное. Я не поддерживал Януковича и понимал, куда он нас вел. Но мне не понравилась сама реализация процесса. Люди, которые не могут организовать относительно небольшую общину людей на Майдане, по моему скромному мнению, не способны управлять страной. Я немножко смыслю в военном деле – работа такая. Так вот, то, что я видел на Майдане, с точки зрения военной тактики и стратегии «на голову не налазило». Вообще. Я был на Майдане в самые рисковые моменты – и 22 ноября, и потом. Но то, что я там увидел, оказалось только вершиной айсберга. Дальше — больше. Когда взамен толковых инициатив начинают талдычить про «палке революційне серце», у меня просто не остается слов. А дальнейшее развитие мы сейчас сами видим. Ну, не могут они.

— Не могут или не хотят?
— Не могут. «Люди разумные» начали подключаться только сейчас. И вытаскивают страну из той задницы, в которой она оказалась. Не пользуясь при этом дивидендами Майдана. Просто пришли и вытаскивают. Беда только в том, что каждый занимается лишь тем, что ему интересно как специалисту, как менеджеру. Консолидирующего звена нет.

— Почему они не появились раньше?
— Думаю, у них были другие приоритеты. Им было не интересно. Неинтересно принимать участие вот в этом «Хто не скаче…», но сейчас, повторюсь, когда страна в диком состоянии, они приходят

— Назови кого-нибудь.
— Например, мой однофамилец — Юрий Бирюков, советник президента. Он патронирует проект «Крылья Феникса», помогающий армии. Во времена Майдана я об этом человеке не слышал.

— Ты бываешь в зоне военных действий?
Ну, как бы да. Мы плотно взаимодействуем с МО, Нацгвардией, Батальонами территориальной обороны.



— Есть своя картина происходящего?
Мне кажется, что если отдать тем людям, которые там, прямой правильный приказ, без «лажовых» мирных договоренностей и режимов «псевдотишины», все можно очень быстро закончить. Саперными лопатками. Я бы сам тогда рапорт о переводе написал.

— Как давно бывал в тех местах?
— В конце лета. С тех пор проводим обучение в воинских частях и базовых лагерях. Как показал опыт, там от нас толку нет. Там боевые действия. Обучать людей, только вернувшихся из рейда, довольно проблематично. Ему важно и интересно, что я рассказываю, но он сам говорит: «Разрешите, я буду стоять? Иначе усну».

— В силу специфики своего режима, какие планы имеешь по ЧК?
— Ооооой! Конечно, хотелось бы быть задействованным больше в– «Плотах», «Мафии», «…минутах до и после». Но я тут как-то подсчитал — с ноября по ноябрь, то есть за истекший год, у меня был 21 выходной. Из них на субботу или воскресенье пришлось 8. То есть, у меня просто нет физической возможности поставить с кем-то этюд. Чтобы как положено – сесть, написать, предложить, отработать, показать. Не получается «креативить». Хотя я достаточно управляемый актер, мне так кажется. Поставьте задачу – все сделаю. Хотелось сыграть роль сутенера в спектакле «Все женщины продаются» на Большой сцене для начала. А когда все утихнет, конечно же, я предпочел бы быть более занятым. И не только в театре, но и в кино сниматься.



— «Не получается креативить». У тебя не было своих предложений по этюдам?
— Были. В мирное время. Про армию и войну. Но сейчас, думаю, это несколько неуместно. Очень хотел, чтобы у нас кроме дредноутов «Дредноутов» Гришковца был еще его «Как я съел собаку». Репетировал его даже. Он мне очень близок, этот спектакль. Это ж мое детство тоже, в котором «мультики делали люди, которые ненавидят детей». И про северные зимы. И вот это вот — мытьё «взлетки» в казарме ведь мало чем отличается от мытья палубы. Словом, «Про этого человека, которого больше нет. Вообще-то, он есть, но на самом деле…»
Однако в связи с политической позицией автора, боюсь, шансов нет.

— Можешь рассказать о своих страхах?
— До истерики боюсь пауков. Причем могу держать на руке шикарного птицееда. Он лохматый, прикольный. И в то же время случайно оказавшийся перед фейсом крестовичок может вызвать нестандартную реакцию.

— А из нематериального?
— Наверное, того, что не подконтрольно мне. А так… Смерти — нет. Встречаю ее регулярно. Одиночества тоже не боюсь.

— Жениться планируешь?
— Ну, все мы там когда-то будем. Хотя, если вернуться к страхам, боюсь опять вернуться в пустой дом. Очень боюсь. Боюсь «повторения судьбы».

— Она ушла в твое отсутствие. Боялась?
— Думаю, нет. Для меня неприемлемо поднять руку на женщину. Даже защищаясь. Дурное воспитание – бывает. Наверное, не смогла или не хотела поговорить или рассказать о чем-то.
Я вернулся из долгой командировки. И когда увидел пустую комнату, в которой ее больше нет, сел посредине и завыл. Вот прям как зашел. А потом я голыми руками разнес эту комнату на «запчасти». Методично и поэтапно – шкафы, диван… Повезло только «ноуту», который я не успел распаковать, и телевизору, он упал «удачно». Отец, когда услышал этот рёв и грохот за стеной, выскочил на лестничную клетку в трусах и вызвал скорую. Те приехали, послушали с лестницы, что творится в квартире, и сказали: «Мы – туда?! Да ну нафиг! Мы можем только «ментов» или «психбригаду» вызвать. А вообще, там у вас такое, что лучше ветеринаров, у них есть специальные ружья с транквилизаторами».
А потом стало ПЛОХО. Я на 100% согласен с Буковски: «Когда женщина пошла против тебя, забудь про нее. Они могут любить, но потом что-то у них внутри переворачивается. И они могут спокойно смотреть, как ты подыхаешь в канаве, сбитый машиной, и им плевать на тебя».
А через полгода она вышла замуж…

-Простил?
— Интересный вопрос. За что простил? За то, что мне было плохо? Так жизнь, вообще, неприятная штука со 100% летальным исходом.
Простить за то, что каждый вдох без нее был, как будто отверткой мне трахею проткнули? Не знаю. Просто стало как-то все равно. Привык уже, наверное, так дышать. А недавно я узнал, что у нее родилась дочь. Так что сейчас-то уже что…

— Когда первый раз отрастил бороду?



— В ноябре прошлого года. Чисто случайно. По Уставу службы мне положена короткая стрижка. А с ней у меня такой вид, что когда меня останавливали менты, спрашивали: «А паспорт у тебя откуда? Фальшак?! Справка (справка об освобождении – прим. ред.) где?!» А я что, у меня мирная профессия и я могу на память цитировать Перси Биши Шелли и узнавать на слух арии из «Паяцев» Леонкавало. А тут…
Нашел методом проб и ошибок мастера и «безопасную стрижку». Он стрижет меня «налысо» за 2,5 часа и еще «два раза голову помыть». Причем вроде бы и лысый, но как-то безопасно. Потом он уехал на пару месяцев в Тибет, а я решил до его возвращения не стричься. Заодно и не бриться. А потом выяснилось, что борода получилась очень даже ничего. Оставил.
Ну, а сбрил по случаю съемок в фильме о Первой мировой войне. Режиссер сказал: «Бороду сбрить, усы набриолинить». После съемок понял, борода – это ресурс, ее проще сбрить, чем приклеить.

— Чего тебе сейчас хочется больше всего?
— Сейчас – спать. Спать «по-настоящему». Не дремать или отключаться после половины бутылки виски, а спать. Хочется лечь на бок, почувствовать спиной живот любимой женщины, которая обнимает сзади, ее дыхание на шее. И заснуть. А со всем остальным я как-нибудь сам…