Моя работа на съёмках "Сталкера"

Недавно читал пост о создании кинофильма «Сталкер» и в продолжение этого поста, хотелось бы поделиться с Вами рассказом человека, который участвовал в съемочном процессе.

1977
После окончания военной службы я решил не возвращаться в Центрнаучфильм, где работал раньше, а устроиться на Мосфильм, потому, что мне хотелось поработать в большом кино, так как я ещё не оставил надежду поступить на кинооператорский факультет ВГИКа. В январе 1977 года я начал работу на этой студии в качестве механика по обслуживанию кино-съёмочной аппаратуры и вспомогательной техники. В отличие от профессии механика по ремонту это была работа на съёмочной площадке: установка камеры и зарядка её плёнкой, обеспечение её исправной работы, движение камеры на тележке или кране. Вскоре в плане текущих съёмок я увидел название фильма «Сталкер» режиссёра Андрея Тарковского.

44 фотографии via livejournal.





Я уже знал, что это значительный и незаурядный режиссёр, но поскольку романа Стругацких я не читал, название фильма мне ни о чём не говорило, выглядев таинственно и интригующе. Конечно, мне стало интересно узнать, что это за кино. Я заглядывал в павильон, где находилась декорация квартиры Сталкера, в которой в феврале этого года были сняты первые сцены фильма, но самих съёмок я не видел. Когда я узнал, что вскоре для продолжения съёмок предстоит экспедиция в Эстонию, я спросил свою начальницу, можно ли меня туда назначить, на что она ответила согласием. Так как моя работа была сугубо технической, среди моих непосредственных коллег не было людей, увлечённых кино, как видом творчества. К тому же коллеги знали, что на съёмках фильмов этого режиссёра требования ко всем членам съёмочной группы обычно повышенные, и работа потребует особого напряжения. Таким образом я с лёгкостью и без конкуренции вошёл в съёмочную группу. Обычно на съёмках полнометражного игрового фильма в состав операторской группы входили два механика: первый был ответственным, а второй помощником. В данном случае я был вторым.

В Эстонии съёмки проходили на заброшенной электростанции на реке Ягала (Jägala), заброшенной плотине в километре от неё и на некоторых объектах в Таллине. Электростанция и плотина обладали выразительной фактурой: растрескавшийся, покрытый лишайником бетон, битое стекло, масляные пятна. Казалось, что художникам при подготовке каждого кадра надо было просто следовать этой эстетике.



Бетонная стенка плотины



Съёмки начались в мае. Первой сценой был подход героев к зданию электростанции, которое было тем строением, в котором находилась заветная комната. Мы с коллегой стали строить целую железную дорогу с поворотами для операторской тележки и тщательно её ровнять. Всю группу предупредили, чтобы никто не ходил по траве, которая должна была оказаться в кадре: всё должно было выглядеть нетронутым. Тогда я впервые увидел Тарковского. Тогда ему было 45 лет, но в его облике мне увиделись какие-то юношеские черты. Держал он себя довольно просто, часто его можно было видеть в джинсовом костюме.



Многие сцены фильма снимались в вечернем режиме. Это та короткая часть суток, когда солнце уже село за горизонт, но ещё светло. Оператор-постановщик Георгий Рерберг не столько освещал сцену, сколько, напротив, ограничивал свет, идущий от неба, натягивая за камерой или над актёрами большие чёрные тканевые затенители, добиваясь таким образом нужного светового рисунка. При этом иногда работал один единственный небольшой осветительный прибор, слегка подсвечивающий снизу лица актёров на крупном плане. Таким образом, количество света было на пределе возможного.



Несколько дней ждали, когда из Москвы привезут светосильные объективы Дистагоны, необходимые для таких условий. Снимать приходилось, конечно, при полном открытии диафрагмы (если не ошибаюсь 1,2), что создавало большие трудности для ассистента по фокусу: на крупном плане глубины резкости практически никакой. Вообще Рерберг предпочитал использовать объективы с постоянным фокусным расстоянием, а также штурвальную штативную головку. Камера была старая американская Mitchell NC (видимо, трофейная). Рерберг был, несомненно, одним из лучших мастеров своего дела в стране на тот период.



Рождение этого фильма было сложным. Я не был в курсе тонкостей творческого процесса, так как занимался техникой, но знал, что уже в это время использовался далеко не первый вариант сценария. Характеры персонажей были не такими, как в окончательной версии. Если в фильме есть эпизод, в котором Писатель бьёт по лицу Сталкера, то тогда снимали сцену, в которой напористый и агрессивный Сталкер бьёт Писателя. Видимо это было придумано уже в Таллине, потому, что у гримёра даже не оказалось имитации крови, и пришлось воспользоваться старым киношным способом: кого-то послали разыскать клюквенное варенье. В сценарии ещё содержался ряд эффектов научно-фантастического характера, показывающих странности Зоны, от которых впоследствии Тарковский почти полностью отказался. Осталось метание гаек с привязанным к ним бинтом, но не объясняется смысл этого действия. Одна из этих гаек много лет висит на стене моей комнаты. Снимался эпизод, в котором висящая на столбе лампа внезапно ярко загоралась и тут же перегорала. В готовом фильме такая лампа появляется в другом эпизоде.



8.



В другом эпизоде Писатель попадал в какое-то место, в котором вдруг внезапно начинал намокать, с него просто стекала влага. Потом она также быстро вся испарялась. Для съёмки этого эффекта была изготовлена система разветвлённых резиновых трубочек, которую Солоницин должен был одевать под пальто, и в нужный момент из них должна была хлынуть вода. Быстро тающий мокрый след на железном листе снимался с помощью ацетона и паяльной лампы.



10.



Был ещё диалог трёх персонажей в интерьере электростанции так, что движущаяся камера незаметно для зрителя переходила на отражение в зеркале, и зритель вдруг видел ту же сцену в зеркально-перевёрнутом виде. Немного иная игра с пространством была выражена в кадре, который выстроен на плотине. Межу рельсами, на которых стояла тележка с камерой лежало зеркало, на нём из мха и песка был выложен натюрморт, напоминающий пейзаж с высоты птичьего полёта, причём зеркало было похоже на поверхность водоёма, в котором отражается небо. Камера, глядя на этот вид сверху, проплывала над ним, переходила на воду и, поднимаясь, выходила на реальный пейзаж с рекой. Это один из двух кадров первого съёмочного периода, которые вошли в окончательный вариант фильма. Правда, его начало оказалось отрезанным, и эффект игры с масштабом пространства пропал. Этот мотив потом прозвучал в последующих двух фильмах Тарковского.



12.



Вторым кадром, оставшемся в фильме, был вид реки, полностью покрытой рыжеватой пеной, хлопья которой ветер кружит в воздухе. Это был не спецэффект: в эту реку сливал отходы целлюлозно-бумажный комбинат, и она была очень загрязнена. Правда, мелкая рыбка, как ни странно, в ней водилась. Спустя несколько лет, когда оказалось, что многих членов съёмочной группы уже нет в живых, появились слухи о том, что виной тому отравленная местность, в которой проходили съёмки, якобы даже радиация. Но никакие конкретные факты об этом мне не известны.
Помимо того, что постоянно переделывался сценарий, некоторые сцены фильма переснимались заново. Это производило странное впечатление: если бы это были не Тарковский с Рербергом, а никому не известные люди, я бы их заподозрил в непрофессионализме.



14.



Снятый материал отвозили в Москву на проявку, потом привозили рабочий позитив. Я был на первом просмотре на киностудии «Таллин-Фильм». Изображение выглядело тёмным и зеленоватым.

Это два кадра из того самого впоследствии забракованного материала:



16.



В дальнейшем просмотр материала происходил в более узком кругу. Тогда я подумал: «Ну, это черновой позитив, потом напечатают, как следует». Но всё оказалось сложнее. О творческих проблемах я узнал позже, а пока съёмочную группу пришлось покинуть второму оператору, отвечавшему за экспозицию, хотя я очень сомневаюсь, что он был виноват; потом художнику-постановщику Александру Бойму – опытному художнику кино и театра. Стали заменять то одного, то другого члена съёмочной группы. В один прекрасный день очередь дошла и до меня: мне сообщили без всяких объяснений, что я уезжаю в Москву. И я уехал. У меня было впечатление, что инициатором всей этой чехарды был не Тарковский, а кто-то из его окружения. На студии начальство не задавало мне никаких вопросов, видимо, понимая, что это какая-то игра для виду. Наконец, вынужден был уйти и Рерберг. Вместо него был приглашён Леонид Калашников, который приехал со своими помощниками. Что-то даже успели снять, после чего работа остановилась – настала осень.
Я продолжал работать на студии, принял участие в съёмках фильма «Емельян Пугачёв», проходивших в Белоруссии. А тем временем решалась судьба «Сталкера». Было решено, что в неудаче виновата некачественная партия плёнки (Kodak 5247) и неправильная проявка

Мне это кажется странным, потому, что это должно было быть видно ещё до всех съёмок на стадии проб. Удалось оформить фильм, как двухсерийный, и в связи с этим были выделены средства для продолжения съёмок. Снова был переделан сценарий, и было решено фактически всё переснять заново.

Это коробка из под той самой злополучной плёнки.



1978

Весной должна была возобновиться работа на тех же объектах, и ассистент оператора пригласил меня присоединиться к операторской группе.
Оператором-постановщиком стал Александр Княжинский. Это был хороший мастер, но по моему впечатлению чувствовавший себя не так независимо, как Рерберг, и от этого испытывавший внутреннее напряжение. Теперь съёмка велась на камеру КСН, представляющую собой советскую копию американской камеры Mitchell NC, и практически весь фильм кроме крупных планов проезда в зону был снят трансфокатором Cooke Varotal (если не ошибаюсь 25-250, Т 3,2). Это высококачественный английский объектив с переменным фокусным расстоянием для кино-съёмочных камер размером с артиллерийский снаряд и стоимостью с легковой автомобиль. Я по прежнему был вторым механиком, но первый, более опытный, проработавший на студии уже лет 20, увидев, что я вполне работоспособен, давал мне возможность работать на площадке самостоятельно, за что я ему благодарен. В фильмах Тарковского камера часто движется долго и медленно. На съёмках «Сталкера» в большинстве случаев это движение приходилось выполнять мне.



И вот мы опять в Эстонии. Начали со сцены приезда в Зону, когда герои фильма останавливают дрезину и продолжают путь пешком.

Кадр из фильма



20.



Мы видим в отдалении заброшенную военную технику. Частично она была настоящей, специально привезённой из Москвы, остальное сделали декораторы. Готовясь к съёмке вдали носился пиротехник с дымовой шашкой, следя за направлением ветра и создавая эффект тумана.

Возле электростанции снималась запоминающаяся сцена фильма, когда камера с крупного плана лежащего Сталкера переходит на воду с лежащими в ней предметами и плывёт над ней. В готовом фильме в это время мы слышим детский голос, читающий фрагмент Апокалипсиса (6.12-16).




Это происходило на дне небольшого канала, раньше подававшего воду на турбины электростанции. На этот раз воды было примерно по щиколотку. Кайдановский лежал почти в воде, хотя под него что-то подложили. Погода была довольно прохладная, художник по костюмам Нелли Фомина придумала одевать на актёра под игровой костюм другой, специальный непромокаемый и утеплённый для водолазов, чтобы его не застудить.



Рельсы были положены по бокам актёра, и тележка с камерой располагалась необычным образом: правые колёса на правых рельсах, а левые на левых, таким образом актёр оказывался под тележкой.



Камера стояла на самом низком штативе на краю тележки и смотрела вниз на актёра. Когда во время съёмки она над ним проезжала, он вставал, переходил на новое место, где камера его видела в финале кадра. Помню, Андрей Арсеньевич меня спросил: «Серёжа, вы можете проехать это расстояние за 3 минуты?». Я отвечал: «Давайте попробуем». Он, включив секундомер, давал команду «Начали», и я очень медленно начинал катить тележку, считая про себя секунды.



Вообще люди моей профессии были помощниками главного оператора, а с режиссёром могли даже не разговаривать. Но поскольку Андрей Арсеньевич принимал всестороннее участие в съёмочном процессе, то на репетиции он часто занимал место оператора за камерой, и я могу с уверенностью сказать, что я с ним работал.



Так же активно он участвовал в работе художников-декораторов, уделяя внимание каждой мелочи в кадре. «Сделайте нам икебану!» — шутя говорил он им.



27.



Иногда съёмки проходили при прохладной погоде. «Без кайфу нету лайфу» — однажды изрёк Солоницин, лёжа на репетиции на влажном мхе, окружённом водой, как того требовал эпизод. Для всей группы он был Толей, а Кайдановский Сашей, Гринько же величали Николаем Григорьевичем, видимо по старшинству.



Вода — любимая тема Тарковского, и тут её было много. Иногда приходилось даже на деревянный штатив одевать резиновые сапоги.



30.



Киносъёмочный процесс в большой степени состоит из ожидания, и, не смотря на напряжённую обстановку, было время и для отдыха, например, поиграть в кости или поговорить о чём-то постороннем. Помню, что однажды Тарковский сказал, что любит жанр вестерна, и охотно снял бы что-нибудь такое. Думаю, что, если бы он снимал вестерн, это было бы похоже на пролог в фильме «Однажды на Диком Западе» (1968). Вообще он был супер-критичен, однажды сказал про Спилберга, что его фильмы это вообще не кино (наверное, он мог иметь ввиду «Челюсти»). Я в эту беседу не вступал, но помню, что ещё тогда с ним не согласился. По моему хорошее кино бывает очень разным – Спилберг хорош по-своему, Бергман по-своему.



С начала и до конца съёмок этого фильма, и в 1977, и в 1978 году, на съёмочной площадке работал штатный фотограф Мосфильма Владимир Маркович Мурашко (ныне покойный) и, как это было принято, фиксировал каждый сколько-нибудь значимый кадр фильма, также, как и рабочие моменты съёмок. У него была высококачественная фотокамера Hasselblad c форматом кадра 6Х6 см. Но из кадров со съёмок этого фильма, которые я встречал в книгах, периодике и Интернете, лишь немногие я бы мог предположительно отнести к его авторству. Куда делся весь остальной материал, было бы интересно узнать.



Сам же я снял довольно мало толковых кадров потому, что тогда ещё не достаточно определил для себя свои задачи, как человека с фотоаппаратом: что вообще стоит снимать. К тому же в самые интересные моменты я обычно был занят своей основной работой, и кроме того из-за напряжённой обстановки во время съёмок мне было неудобно проявлять активность в этом деле.

Фото Нелли Фоминой



У меня был тогда фотоаппарат Зенит 3М и старый немецкий Voightländer с гармошкой для стеклянных пластинок 6Х9 см, которым я тоже пробовал снимать. Однажды Тарковский обратил внимание на него и рассказал мне, что у его отца был похожий. Беседуя с ним, я сказал: «Ну, давайте, я и Вас сниму этим аппаратом». Я предложил ему сделать шаг назад, чтобы уйти от прямого солнца и сделал один снимок. Он оказался нерезким, и долгие годы я считал его неудачным. А потом, отсканировав негатив и настроив в Фотошопе, я подумал: «Не в резкости счастье – зато он улыбаясь смотрит на зрителя, другого такого кадра я не видел.»



Некоторые рабочие моменты съёмок в Эстонии снимались и кинокамерой. Это поручили М. Васильеву из Алма-Аты, который был в операторской группе практикантом. Я никогда не видел этого киноматериала. Интересно, куда он делся.

Это кадр из этого кино-материала, на нём оператор-постановщик Княжинский и я.



Сцену, в которой герои садятся на дрезину и отъезжают, снималась в Таллине в заброшенном нефтехранилище. В эпизодах проезда в Зону появляются полицейские. На них условная униформа, поскольку должно было быть непонятным, в какой стране происходит действие. Если приглядеться, на их шлемах можно заметить соединённые буквы «АТ», которые на самом деле являются инициалами режиссёра. Такие же буквы можно увидеть на пачке сигарет, которые курит жена Сталкера.



На других промышленных задворках города снимались крупные планы проезда в зону. Актёры находились не на дрезине, а на железнодорожной платформе, которую катил по рельсам локомотив. Рядом с ними были положены рельсы для операторской тележки, на которой сидел оператор, держа в руках камеру Arriflex, снабжённую стабилизирующей системой Steadycam, гасящей её дрожание и рывки, и таким образом обеспечивающей её более плавное движение. Я двигал тележку, которая позволяла камере переходить с одного актёра на другого.



38.



В сцене, в которой герои на автомобиле Land Rover прорываются в Зону через заставу ООН вслед за тепловозом, везущим платформу с керамическими электро-изоляторами не обошлось без комичного эпизода. Тарковский преодолевая шум тепловоза через мегафон объяснял машинисту, что надо будет поехать, когда он махнёт рукой, и при этом показывал, как он махнёт. Машинист, не разобрав, трогал тепловоз с места. Тарковский ему кричал: «Нет, нет, не сейчас, а на съёмке!». Тепловоз останавливался и тяжело пыхтя возвращался на место. Тарковский объяснял снова, на этот раз ничего не показывая. Тепловоз опять трогался. Тарковский в недоумении оборачивался к коллегам: «Я же рукой не шевельнул!». Оказывается, за его спиной стоял его ассистент Женя Цымбал, который показывал машинисту этот жест.



В фильме этот кадр чёрно-белый. Вообще всё снималось на цветную плёнку, но некоторые эпизоды печатались на чёрно-белой.

В Москве в большом первом павильоне Мосфильма был построен комплекс декораций, изображающих квартиру Сталкера и некоторые помещения в зоне, которые были построены так, что позволяли кое-где заполнить их водой.

Фото Георгия Пинхасова



Фото Георгия Пинхасова



При съёмке одной длинной сцены, в которой Сталкер читает стихи «Вот и лето прошло», и происходит диалог, при котором звонит телефон и загорается лампа, тележка с камерой несколько раз передвигалась по рельсам с поворотом. Поскольку репетицию и съёмку разделяли два или три выходных дня, мне пришлось единственный раз в моей практике зарисовать схему движения тележки. В итоге эта сцена была разрезана при монтаже.



Другая декорация изображала изогнутый туннель, по которому шли герои. Для движения по нему камеры была сооружена специальная тележка, которая двигалась по рельсам, укреплённым по обе стороны туннеля, и закрыты длинными полосами задекорированного холста, который поднимался, позволяя проехать тележке.

Потом эти декорации были демонтированы и построены новые: большое помещение в Зоне с комнатой, в которой исполняются желания, и множеством холмиков, похожих на могилы, и интерьер бара.

Фото Георгия Пинхасова



Помню, что во время съёмки сцены диалога Сталкера с женой перед его уходом в Зону, заканчивающейся её истерикой, Алиса Фрейндлих настолько погрузилась в состояние своей героини, что после команды стоп не могла сразу из него выйти, и Женя Цымбал буквально вынес её на руках из декорации.

Во время съёмок на Мосфильме на площадку приходил с фотоаппаратом Гарик Пинхасов, ранее работавший на этой студии ассистентом оператора, а впоследствии ставший известным фотографом. Заходил однажды и Владимир Высоцкий, с которым Тарковский дружил.

Единственная сцена, которая была снята на натуре в Москве, это выход из бара. На фоне мрачноватого промышленного пейзажа рядом с оградой психиатрической больницы им. Кащенко была простроена небольшая декорация. На фоне видны трубы ТЭЦ-20 (ул. Вавилова 13).

Глубокий смысл фильма приоткрывался мне постепенно, даже не с первого просмотра. а во время съёмок едва ли он был кому-то понятен, тем более, что и замысел самого автора оформился не сразу. ©

Текст: Сергей Бессмертный 2014 ©
Отмеченные фотографии: Сергей Бессмертный ©

P.S. На этом у меня всё, всем большое спасибо за внимание и терпение!!!
P.P.S. В исходнике есть видюшки со сценами, но вставить я их не смог почему то, если кому-нибудь интересно, прошу ознакомиться. Спасибо!!!